«Как же тяжело…» Портфель тянет куда-то за спину, а плечи просто отваливаются. «Какой дурак сказал, что знания не кошель и их за спиной не носить. Еще и как носить! Да еще и убийственно тяжело носить… Правильно говорят, что мы не учимся, а грызем гранит науки. Но это не просто гранит, это… наверное, это — свинец! Как же, всё это тяжко… Но хуже всего, это тяжелый мамин взгляд, или папин пудовый кулак. Да… Мама только глянет и сразу как рентгеном чувствует, что у тебя в дневнике, а папа… Это не просто рентген, это же полиция быстрого реагирования! Раз, и ты уже на допросе, с громкими выкрикиваниями и оскорблениями. А потом, бац, мама с папой быстренько, вынесли решение и ты, понуро опустив голову, идешь выполнять их судебный приговор…»- она поежилась, вспоминая как папина ладонь хватает ее за воротник и тянет за собой на кухню, дергая в разные стороны. А потом кулак резко бьет по столу, отчего чашки подпрыгивают, а ложки разлетаются. Слышен только папин ор и громкие хлопки о столешницу, которые заставляют только моргать в ответ и жалеть стол, который может когда-нибудь развалиться.
Она хорошо училась, но родителям казалось, что недостаточно. Ей тоже казалось, что недостаточно, ведь она не самая лучшая, а только «одна из немногих». А маме, что недостаточно усердно, того и глядишь, появится опасность свободного времени, дочь станет засматриваться на мальчиков и скатится.
Но у нее не было на это времени и она лишь украдкой поглядывала по сторонам. Видела как мелькает пестрая жизнь и ощущала себя не просто серой мышью, ей казалось, что она мерзкая и отвратительная крыса. Какие тут мальчики… О них можно только мечтать, представляя себя одной из тех одноклассниц, которые были просто нарасхват.
«Вот была бы я… ну вот хотя бы как… всегда улыбчивая и беззаботная Лейкина. Мальчишки ей проходу не дают! Всё время только и слышно как она хихикает, когда они подшучивают над ней. Или… такой как Милонова… худенькой и высокой… с такими же размеренными движениями, высокомерной и знающей себе цену. Сразу видно, что она «аристократ»! Мальчики поедают ее глазами, носят ей втайне подарочки…» — она вздохнула и поправила сползающий с плеча портфель.
«Или… такой как Кобылина… ну, это на самый худой случай. Такой же грудастой и жопатой, с идеально ровными ногами, чтобы каждый оборачивался, ощупывая фигуру всепожирающим взглядом! А лучше… эх, если бы был выбор, я бы стала как наша староста Самсоненко, всегда веселая и разговорчивая. Мальчишки ей слово, а она им два! Они с ней и в мяч гоняют, и на рыбалку приглашают, и на велосипедах катают… Или… Леонова… Поет — закачаешься! Никто даже не обращает никакого внимания на ее внешность. Вот же голосище… А я…»
Она задумалась, споткнулась и чертыхнувшись, посмотрела себе на ноги. «Ноги?» — на душе стало еще противнее. Глаза наткнулись на растоптанные туфли на низком каблуке и толстые ножищи. «Слонопотам! Вот твое настоящее имя! Но это еще хорошо, что ноги полненькие, так хотя бы никто не тычет пальцем и не замечает, что они… кривые. А лицо? Небольшие глазки, выпирающие скулы, огромный нос… редкие волосы… Мне бы хотя бы шевелюру Мытищевой… Так, хватит размышлять, надо побыстрее домой».
Она снова, чуть ли не бегом, влетела на свой этаж. Дверь захлопнулась, а она закрылась ото всех в своей комнате, словно моллюск в раковине. Снова учеба, домашние задания, рефераты, доклады… И даже если бы не родительский надзор, чувство ничтожности и неуверенности загоняло ее в дальний угол ото всех и утыкало носом в книгу, чтобы никто не видел: ни ее глаз, ни ее лица.
Утро. Завтрак на ходу. Промелькнувшие мимо деревья. Одноклассники. «Привет-Привет». Черно-белая зубоскалящая масса с равнодушными глазами. Вопросы-ответы. Учителя. Всё как обычно. Можно бежать домой. «А деревья, оказывается, начинают редеть, раздеваясь от листьев… обувь снова мокрая… ненавижу дожди!… зато теперь грязь замерзла и не прилипает… снег. Он тает и хладнокровно сковывает своей стужей ступни. Домой, поскорее домой! Снег… как он достал… нечищенные дорожки с огромными сугробами. Ноги утопают и еле волочатся, а тебе надо спешить в школу. Зато одна радость — Новый год на носу… салаты, торт… восьмое марта, потом мамин день рождения, потом папин, те же салаты, торт… надо поднажать с последними контрольными, солнце припекает… скоро каникулы… каникулы?… отдых у бабушки, соседские незнакомые дети, пробегающие мимо и бросающие в твою сторону недоуменные взгляды, почему я с книгой, а не на местной танц-тусовке… Слава богу, что лето заканчивается… скоро школа… новый учебный год, очередной новый год… книги, тетради, экзамены… это последние экзамены? Грамота? Медаль? Ну и что?… Вокруг те же равнодушные взгляды…»
«Институт… те же пустые глаза вокруг… тот же водоворот из докладов и рефератов, курсовые, зачеты и экзамены… последний экзамен? Когда? Когда мимо меня прошли все эти «Новые года и горы безрадостных праздников»?»
«Работа… переглядывания сотрудников с насмешками в глазах… цифры, отчеты, презентации… нескончаемые и скучные… рутина… Новый год… такой же как и обычно… искусственная мишура, серая жизнь, протекающая вместе с тобой и уносящая тебя «в никуда»…
— Славочка, а пора бы замуж… — необычно сладкое воркование мамы с уничтожительным заглядыванием в глаза.
«Мама, я знаю: Лейкина родила двойню от местного сантехника. Я видела их двоих, довольных и радостных… оба в дешевых китайских спортивных костюмах. Лавка, коляска и пиво… вот оно счастье… Милонова?… у нее свой водитель. Деловой костюм и высокая шпилька. Она сама выбирает мужчин… Приезжает, я видела, на суперклассных машинах с такими же супер-классными и широкоплечими… скоро, наверное, переедет в какую-нибудь загородную домину… Кобылину тоже привозят… И она счастлива: ее выбирают. Мужички на разношерстных авто, а то и без… А вот у Самсоненко — муж, который носит ее на руках, компании, байдарки-рыбалки, шашлыки… Леонова поет где-то. Ее даже по телеку показывали, говорят, она за иностранца вышла. Он ее продюсирует… а я… мама, я и так знаю, что никому не нужна!»
Это был детский сад и первый удар. Они переглядывались на тихом часу и гонялись за друг дружкой на прогулке, а за павильоном нашли большой желудь. Новый друг как джентельмен, сделал ей подарок и она была счастлива, ощупывая каждый раз гладенький комочек у себя в кармане. Это было детское счастье, которое длилось два дня, а на третий день этот мальчишка грубо оттолкнул ее, забирая какую-то игрушку. Она удивленно смотрела ему в лицо, не понимая, почему их дружбе конец. А он стал играть в догонялки с ребятами и повел за павильон другую девочку… Она продолжала недоуменно смотреть им вслед и в первый раз в жизни посмотрела на себя в зеркало.
«Я не такая? Эта девочка лучше? Любая девочка лучше…» — промелькнуло в голове и заставило съежится.
Ей так хотелось внимания. Она ловила даже мимолетные взгляды противоположного пола, шла навстречу и… получала удар за ударом. Все ее отношения заканчивались, можно сказать и не начавшись, а ее всё больше и больше съеживало. Она морщилась, как печеное яблоко, плечи опускались, а ее фигура словно складывалась, подчеркивая ничтожность ее личности. Все эти неудачи… Они словно давили на нее и пытались опустить до самого низа, а тут мама, со своими «нужно», «замуж»… Она мечтает хотя бы о взгляде в свою сторону, а мама о таком, чего ей и не снилось…
— Да мам… конечно… — она попыталась растянуть губы в улыбке, но получилась лишь какая-то гримаса, потому что на глаза наворачивались слезы.
— Ну вот! Ей уже ничего и не скажи! Что ты кривишься, как от пересоленного супа. Я знаю, что у тебя работа. Но у всех, доча, работа, а я хочу внуков! — требовательно заявила мать, — так что хватит вешать мне лапшу на уши про внеурочное время. А то я не знаю, что офис до такого времени не работает!… Так что… веди его… знакомиться… — хитро подмигнула она, — хватит скрывать «его» от нас…
«И что теперь? Я же ведь действительно… я же делаю кучу отчетов… допоздна… курсы… английского… и французского… я же ей говорила… хотя… каждый думает в силу своего понимания… и как ей сказать что у меня никого нет?»
— Мам… понимаешь…
— Не приведешь значит?
— Нет, — она решительно мотнула головой.
— Значит Серега прав и у него жена… — даже не спрашивая, а словно подводя итог своим расследованиям, медленно произнесла мать и тут же стала советовать, — бросай его! Он свою жену «ни в жисть» не оставит, а тебе все мозги прокомпостирует пока молодая… а потом одна останешься!
«Да нет у меня никого! Нет!!!» — хотелось крикнуть ей в лицо и завыть. Уткнуться в ее плечо и рыдать, долго и с надрывом, сжимая руками дорогого для себя человека. «Да если бы хоть женатый…» Она с завистью провожала взглядом даже грустную женщину с пятого этажа. Один раз на ее лице красовался синий фонарь под глазом. Все соседки поняли и без слов главную причину ее постоянной грусти и уныния. А Слава видела как изменяется лицо этой женщины рядом с мужем-бойцом, как начинают светится ее глаза и завидовала даже такому счастью…
«Что же делать? Мама ведь не отцепиться…» — она пошла в комнату, чувствуя как противно шлепают тапки о свои же пятки. На глаза снова попалось зеркало. «И кому я могу всё это предложить?» — съехидничала она сама про себя и горько вздохнула. «Надо приготовить себя к еще одному бою, очередной атаке на мужской пол. Может быть в этот раз… не будет никакого удара…» — подумала она про себя и нерешительно улыбнулась своему отражению.
— Чего ты лыбишься? — толкнула ее в бок, проходящая мимо мать, — ты это… юбчонку бы себе какую-нибудь прикупила, а то, брюки, брюки… Или… Это, что… твой женатик тебя в такой панцирь заковал? — сделала она свою очередную неудачную догадку и захихикала.
— Что значит… в панцирь?… — Ярослава стала догадываться, что мама имеет в виду ее непривлекательный гардероб, но сознаваться в этом, даже самой себе, не хотелось. «Как же… одену я прям с завтрашнего утречка какое-нибудь сногсшибательное платьишко и… весь отдел решит, что я вышла на панель, а то и совсем хуже…» — она от ужаса сжала губы, «все заметят мои несуразности: фигуру, некрасивые ноги…»
— Нет, ну ты только погляди, Серега! — позвала она мужа, — я ей дельные советы говорю, а она мне снова в ответ морды кривит!
— Слав, ты чего? Ты мать, что ли обижаешь? — к ним подошел отец, усердно что-то пережевывая, — а что она тебе, Вер, грубит что ли?
— Серый! Ты снова всё прослушал! Я ей говорю, что гардеробчик бы ей сменить, одеть что-нибудь не такое мешковитое, а она мне морду воротит! Я хочу только, чтоб она замуж, ну и всё такое, а она упирается… гулена!
— Да, Слав, — словно мимоходом, косясь взглядом в сторону спальни и вслушиваясь в какую-то передачу по телевизору, произнес отец, — ты бы того… слушала бы мать, она у нас по завлечениям мужиков еще тот спец! Я вот помню… — он оторвал взгляд от спальни и масляными глазами посмотрел в сторону жены, а та порозовела и засмущалась.
— Не, ну ты придумаешь… ни встать ни сесть. Нашел, что ребенку рассказывать, — делая вид, что недовольно и притворно конфузясь, произнесла супруга, но не сдержалась и заулыбалась во весь рот.
— Ага! — торжествуя вскрикнул муж, — помнишь значит!
Родители улыбались друг другу и Ярослава хотела уже проскочить по быстрому в свою комнату, но ее догнало и остудило холодное высказывание отца. От которого ее словно пригвоздило на одном месте:
— Слушай мать, доча, а то… выглядишь, как кикимора какая-то! Я до сих пор не понимаю: кто и какие мужики с тобой водятся… непонятно…
Она попыталась сделать равнодушным лицо, а слезы вылазили словно из горла и распирали глаза от обиды.
— Ты, Слав, не обижайся… но я на такую бабенку ни в жизнь бы не повелся! — хмыкнул он, бросив свои обидные слова уже через плечо и поспешил занять место перед телевизором.
— До конца тайма… — слышалось из спальни.
«А сколько осталось мне?… Что это за игра в которую играю я и в которую играют со мной?»
Родители ушли, а она так и осталась посреди коридора, обескураженная и раздавленная сказанным.
«Если уж и папа… так считает… то совсем плохи мои дела… Какие мужчины, папа? Ты хотел бы знать?…»
Ей припомнился выпускной в школе. Они поехали в кафе, напились и веселились от души. Казалось, что всеми управляет один вселенский разум, настолько компания была спетой. Танцевали по очереди друг с другом. С ней обнимались парни ее подруг, участвовали в конкурсах. Она размякла и вовсю целовалась с Вовчиком. Потом только с ним и скакала под музыку. Он так к ней тянулся… Говорил, что только она его понимает, спрашивал, будет ли она ждать его из армии… Конечно же будет! Конечно же он — самый лучший!… Она не заметила как наступило утро. Они проснулись вместе, в одной кровати. Он прятал глаза, смущался. Потом сослался на какие-то дела и вытолкал ее за дверь. Она по наивности звонила ему несколько раз, но он всё время сбрасывал, а если случайно встречал где-то, то поспешно отводил глаза и убегал. Удар. Было невыносимо больно и противно. Она поверила, и снова получила равнодушие в ответ.
Вовчик хотя бы не болтал… Ему просто было стыдно, что он спьяну завел с ней какие-то отношения, а вот Сергей из ее группы… Так тот под видом «позаниматься» пригласил ее к себе в общагу. Она сначала шла как через строй, сквозь все эти взгляды и усмешки, а потом ловила насмешливые взгляды в каждом углу их учебных аудиторий. Сергей перестал с ней общаться, а его друзья похабно ржали в ее сторону.
«Сергей… его звали так же как и ее папу… Что за имя, которое ее преследует всё время?…» Немолодой охранник у них в офисе, тоже Сергей… Игнатьевич. «Наверное ему было что-то около… не совсем как папе, но всё же…» Она не раз встречалась с ним взглядом. Он смотрел в упор. «Но у него ведь такая работа…» — оправдывала она его раздевающие взгляды, пока не почувствовала его руку, сжимающую свое плечо. Она как всегда засиделась допоздна. Он делал обход. Подошел сзади и прижал ее к себе. Молча. Так же молча нагнулся и уткнулся в ее волосы. Она затаила дыхание, почувствовав напряженное мужское тело позади себя. «Служебный роман?» — промелькнуло в голове. Мужские руки бесцеремонно шастали по ее телу, смущали и разжигали желание, дремлющее внутри Он тискал ее в сумраках вечеров, а у нее на душе оставался тяжелый и темный осадок. И когда рука полезла расстегивать ее брюки, она не выдержала и оттолкнула этого мужчину. «Разве этого я хочу?…» — пронеслось в голове. Тот хмыкнул и на удивление, оставил ее в покое, продолжая лишь долго и пристально поглядывать в ее сторону. «Думает, что я никуда не денусь от этих отношений с «несвежим» запахом?» Буквально через несколько дней к этому охраннику забежала на минутку жена. Огромная потная бабища-кошелка. Мужчина недовольно крякал и пытался по-быстрее ее выпроводить.
«И что?… Типа я ее лучше?… Молодуха, хоть и с непритязательной внешностью…» — ей было неприятно об этом думать. А теперь, после папиных слов горечь несправедливости просто душила.
Она присела за компьютер и уставилась в темный монитор, словно в зеркало. Он скрывал слезы и удрученность, но искажал лицо и лишь усиливал ее некрасивость.
— У-у-у, — не выдержала наконец она и слезы полились рекой. Руки согнулись в локтях и бессильно упали на стол.
— Гол! — вопил папа из соседней комнаты.
— Серега, ты вареники будешь?… А с чем?… Тебе в комнату? — кричала ему мама из кухни.
Над головой бегала собака и цокала когтями о паркет. Было слышно как ей вслед бегал ребенок и им было весело. Откуда-то из соседней квартиры звучала громкая музыка. До нее, плачущей никому не было дела. У всех была другая жизнь, яркая и громкая, а она тихо плакала, уткнувшись носом в свои пухлые руки.
— На лабутенах… на-х… — разобрала она строку из песни, которую было слышно в промежутках между хохотом и визгами. За стеной явно что-то отмечали. Явно молодые и им определенно было весело.
— … мама меня родила с такой жопой… — услышала она. Остаток фразы потонул в хохоте, а ей показалось, что смеются именно над ней. Как будто ее, сейчас все видят, уставились и хохочут, и именно про ее пятую точку поют и издеваются как в песнях, так и по жизни.
«А ведь мне просто хочется любви… внимания… чтобы меня воспринимали такой какая я есть…» — она снова завыла на последнем слове, «нет… не такой уродиной, а…» — она не могла сформулировать «ведь я не такая… я…» — рыдания не давали думать, «ведь я преданная, ласковая… я… я могу жизнь отдать для любимого человека… только…» — слезы прекратились, а она уставилась в одну точку перед собой и поджала губы. «Только зачем кому-то моя жизнь?…» Музыка по-прежнему неистово гремела. Родители также перекрикивались, а ей казалось, что комнату словно заволокло вакуумом. Со всех щелей на нее давила густая и оглушающая тишина. В ушах шумела пустота, скрывая все остальные звуки. В висках пульсировало, а ей казалось, что она слышит как отбивает тик-так минутная стрелка на часах. «А они заметят?…» — мысль словно резанула ее ножом и заставила похолодеть, «разве они заметят, что меня не стало?» Стрелка продолжала двигаться по кругу и отбивать такт.
— Тик, тик, тик… — булькало в висках и сжимало голову. В глазах потемнело.
«Дура! Конечно же заметят. Оденутся в черное и будут рыдать над несуразной и толстой фигурой, которая еле поместилась в деревянном ящике. Интересно, а я помещусь в этом деревянном корыте?… Или их делают на заказ и для меня сделают такое себе «сверхогромное»?… Измерят бедра по окружности…» — ей представилось как к ее телу прикасаются чьи-то чужие холодные пальцы с обыкновенной рулеткой и поморщилась. «Голая?.. На меня будут пялиться чужие глаза, обжигая беспощадным взглядом… Нет! Надо жить! Чтобы не позволить оказаться себе там… под равнодушными взглядами на холодных столах» — она поежилась и посильнее стянула на груди вязаную кофту. Включила компьютер и стала вытирать лицо, размазывая остатки влаги по щекам.
«Чего я хочу?… Забыться?…» — стала спрашивать она саму себя и уже решила загрузить какую-нибудь игру с бесконечными шариками и очками, когда увидела рекламу с красавцем-мужчиной. «Знакомства, общения…» — прочитала она и задумалась, «а что я, собственно, теряю?…» — подумала она и решительно нажала на иконку.
«Фото?… Да не проблема!» — на аватарке появилась пушистая симпатичная животинка. «Год рождения?… Предпочтения?… Нет, тут я ничего скрывать не буду: «хочу семью и ребенка» — написала она, а потом подумала и поставила галочку под вопросом «возможен ли только ребенок». «Всё. Теперь спать» — вымученно решила она и не раздеваясь, залезла под одеяло. «Холодно… А был бы…» — она стала представлять широкоплечего, темноглазого с брутальной полу-щетиной… и вскоре заснула.
— Доча… чайку может… с пряничком… — мама так и застыла в темном дверном проеме, удивленная и обескураженная. — Сереж, а чего это она?… И не поужинала… Заболела может?… Я может разбужу?… — неуверенно произнесла она и шагнула одной ногой в темноту.
— Я тебе разбужу! — пригрозил отец и схватил жену за локоть, — какие пряники посреди ночи, — стал шептать он ей на ухо и уводить из комнаты дочери, — она, по-моему, уже ни в одни брюки не влазит из-за твоей жратвы. А когда садится, я ей всегда туда смотрю, — хихикнул он, — мне кажется, что именно сейчас я услышу треск!
— Ладно тебе, «треск»… — заступилась она за дочку, а потом сама не удержалась и захихикала, — ты видел, сиденье на унитазе лопнуло? Так я думаю, что это точно из-за ее «треска»! А ведь, Серый… кому-то же она нравится… вон ведь, хоть и ночует всегда дома, но приходит же иногда за полночь…
— … и уставшая, — с ухмылкой добавил муж.
— Точно женатый… — грустно вздохнула она, — ох, Сережа, не такой судьбы я хотела нашей девочке… не такой…
Она проснулась и как всегда пошла на работу. Бумаги, папки, нескончаемое шуршание принтера под такой же нескончаемую болтовню сотрудников. Снова вечер. Затекшие ноги и ноющая спина. Маршрутка. Дом. Ужин наспех и наконец-то компьютер.
Дыхание словно остановилось от восторга и ликования. Столько писем! Она не ожидала, что на ее анкету вообще кто-то откликнется, а тут… Но радость стала сменяться горечью. В письмах были одни и те же вопросы: «как ты любишь?», «а в «…» даешь?» Она поморщилась от такой отвратительной пошлости. «Всем нужен только секс…» Хотелось сразу же закрыть свой аккаунд, но руки методично открывали каждое новое послание, глаза бегали по строчкам, а лицо продолжало морщиться. «И зачем я это делаю… чего я ищу, зная что его там нет?»
«Есть!» — сердце снова трепетно забилось.
«Я тоже одинок…» Она читала и словно растворялась в этих строчках. Алексей, а вскоре он стал для нее Лешей и они забрасывали друг-друга письмами. «Встретиться?» — ее пугало это слово, но он не предлагал, а она избегала соседних тем. Казалось, она знает его как свои пять пальцев. На душе было так легко. «С Новым Годом милая!» — по телу побежала теплая волна. «И тебя… дорогой…» Она не заметила как увлеклась и каким дорогим он стал для нее.
«С восьмым мартом?… лучшей женщине в моей жизни…» — по телу бежали мурашки, представляя его взгляд на себе. «А какой он?» Они до сих пор не обменялись фото. Он просил, она отнекивалась, а он в свою очередь отшучивался, что вышлет свое только «в обмен».
Она засыпала «с ним в обнимку» и просыпалась с мыслями о нем. Бежала на работу, чтобы по-быстрее вернуться обратно и засветиться сладостной улыбкой возле монитора.
«Мне так тебя не хватает», «ты словно всегда рядом», «я словно чувствую твое дыхание…» Голова радостно кружилась, а сердце подпрыгивало и делало «забеги», пульсируя в висках и не давая подолгу заснуть.
«Мне плохо. Очень. Давай встретимся» Письмо застало ее врасплох. «Встретится? Как?… Зачем!!!»
«Где ты?» — написала она, путаясь в клавишах.
«В кафе». Она знала где это.
«Через сколько ты будешь?»
«Сейчас!» — хотелось выкрикнуть ей.
«Через двадцать минут» — написала она и стала метаться по комнате. «Что я одену?» — в одной руке появились бесформенные брюки, в другой потертые «в интересном месте» джинсы. «Нет! Только не это» — она отшвырнула их в сторону и схватилась за единственное платье, которое ей пошила мама. Она ни разу не одевала его. «Решено! Именно это!» Платье не хотело пролезать сквозь плечи. Она пыхтела, платье трещало. «Ура!» Черная ткань обхватила грудь и гармошкой повисла на талии. «Ой! А колготки!» — увидела она свои оголенные бедра и ринулась к шкафу в поисках целых колготок. «Трусы! Точно, надо какие-нибудь по-новее! Он хоть и не увидит, но я буду чувствовать себя совершенно по-другому.»
— Доча… ты чего это… — позади нее стояла мать с удивленно открытым ртом. В комнате был разгром. Шкаф стоял открытым, а одежда словно взрывом разбросана повсюду. Но больше всего ее поразил сверкающий зад своей дочери. Та прыгала на одной ноге и пыталась попасть в розовые трусы.
— Чего это ты… Слав?… — мама походила на рыбу, которую выбросили на берег: глаза выпячивались, а рот беспомощно открывался и закрывался, пытаясь захватить воздух и что-нибудь произнести, чтобы понять что происходит.
— Ничего, мам. Просто собираюсь. — словно отчеканила Слава и натянула до талии розовую тряпицу.
— А платье? — не унималась мама.
— Что платье? — переспросила Слава и заметив как оно задрано, стала натягивать на бедра.
— Нет… я про платье… чего это ты вдруг…
— Ничего мам. Не мешай. — она с серьезным видом раскатала на руке колготки и стала одевать их на ноги.
— Так ты ночевать… придешь… или…
— Не знаю. Может «или». — также деловито ответила она, пытаясь сохранять внешнее спокойствие.
«Зубы! Точно! Почистить!» — она помчалась в ванну, а мама с изумленным видом следовала за ней по пятам и не могла опустить бровей. Те как выгнулись в удивлении так и стояли двумя тонкими коромыслами.
— Так… а… — она недоумевала что можно еще спросить и только когда перед ее носом захлопнулась дверь, в изнеможении откинулась на потертый пуфик.
— Вер, ты чего это тут… тебе плохо? — она даже не поняла через сколько времени вернулся муж с работы.
— Нет, Сереж, хорошо… Но только… Ты, представляешь… А я даже не спросила как его зовут…
Кухня уютно окутывала теплом и приглушенным светом. Дымящиеся котлеты на сковородке. Картошка-пюре желтой горкой. Всё было как всегда, муж с аппетитом заглатывал ужин, а жена пересказывала сегодняшний день.
— Да ты что!… И что она?
— Да странно как-то всё это… Темнит она что-то…
Они сошлись во мнении, что это кто-то другой, а не «женатик».
— Значит дождались, а мать? — радостно посмотрел ей в глаза муж, — она либо замуж, либо… жить будут вместе. Сейчас такое сплошь и рядом. Моду такую взяли. «Гражданский брак» называется…
— Ой, Серый… а у меня сердце почему-то не на месте… — женщина присела на табуретку и опустила руки на колени. — неспокойно мне почему-то…
— Вера, Вера… ей сколько лет то, а ты всё охи, ахи…
— Да я понимаю… но только…
— Да не надо тут ничего понимать… Не поймем мы, мать, теперешнюю молодежь… Ты мне лучше чайку сделай и в комнату принеси, а то… сегодня «динамо»… — услышала она уже откуда-то из коридора и стала хлопотать по кухне.
Она летела словно на крыльях. «Или сапогах скороходах» — подумала Слава сама про себя и усмехнулась. «Черт!» — глянула она вниз. Сапоги были заляпаны грязью. Серые брызги были и на платье, выступающем из под курточки, и на колготках. Она была уже возле входа и невольно засмотрелась на элегантную девушку в меховой жилетке. «Красиво…» — промычала она самой себе. Девушка выпячивала губки и усиленно моргала растушеванными длинными ресницами. Парень подхватил ее под тонкую талию и взгляд невольно заскользил по выпуклой пятой точке, стройным ножкам и остановился на шпильке. Пара удалялась, а Слава продолжала удрученно и завистливо смотреть им вслед. «Вот же! К ней как будто и не прилипает вся эта грязь от луж, а тут…» — она усердно стала тереть подол платья, пытаясь избавиться от темных комочков. «А шапка? Снять может быть?» — она вспомнила только что ушедшую девушку и ее тщательно уложенную прическу. «И как она только ходит без шапки? Неужели голова совсем не мерзнет?» Она решительно стянула шапку и только сейчас поняла, что ее волосы теперь начисто лишены всякого порядка. Никакая расческа, даже если бы она была рядом, никак не исправила бы ситуацию. С отражения в витрине на нее смотрела огромная женщина под пятьдесят с растрепанными волосами и похожа была на горгону.
«Но ведь это не я…» — с сожалением и обидой пронеслось в голове. Руки снова опустились. «Может ну его… общение и мужчину, который ждет ее сейчас вот тут за стеной». Она потопталась перед порогом кафешки, а потом решительно рванула на себя дверь.
В нос ударило спертым воздухом. Голова закружилась от прокуренного и темного пространства. «Где он?» — взгляд стал метаться от столика к столику. «Пара — это не «он», двое друзей собутыльников — точно не «он»… девушка… одна…снова не то… вот!» сердце забилось и оказалось посреди горла. Слева маячил темный мужской силуэт. Широкие плечи, темные волосы. Колени предательски стали подгибаться, не решаясь сделать даже шаг.
— Ль…Лёша? — она стояла прямо перед мужчиной, а тот недоуменно скользил по ней оценивающим взглядом. На лице появилась насмешливая улыбка. Голова отрицательно покачалась из стороны в сторону и издевательски цыкнула.
— Ярослава? — услышала она позади себя, готовая провалиться сквозь землю.
Она даже мечтать не могла о таком. Таком счастье. Высокий блондин. Стройный. «Модный» — пронеслось в голове. Голубые глаза смотрели жестко и обворожительно. Рубашка соблазнительно не застегнута на последнюю пуговицу. Ей всегда нравились темноволосые парни, но этот блондин выглядел словно модель. «Ему наверное нет и двадцати…»
— Присаживайся, — он галантно подвинул к ней стул и она плюхнулась на него с размаху своего роста не в силах больше стоять на ватных ногах.
— Давай, — его пальцы прикоснулись к ее курточке и потянули на себя. Ей осталось только расстегнуть молнию и одежда вмиг оказалась у него в руках. Она перебирала непослушными руками свои волосы, а он, казалось, не замечал как она выглядит.
— Да… Нет… — она не понимала даже о чем он спрашивает, отвечала невпопад и словно тонула в его взгляде.
Голова пошла кругом, когда она почувствовала его ладонь на своей. Пальцы сплелись и она уже не видела ничего вокруг. Только его. Такого милого и обворожительного.
— Пошли.
Ноги не слушались, а его слова доносились словно издалека. Всё вокруг кружилось и плясало, без всяких мыслей и трезвых взглядов. Холодный ветер на какое-то мгновение остудил и пронизал насквозь. «Что я делаю? Первая встреча, а я… Что он подумает…» Но голова снова пошла кругом, почувствовав его дыхание рядом. Ее уже даже не смущали глаза мужчины впереди за рулем. Такси. Вестибюль отеля. Позвякивание ключа и… Горячие объятия и поцелуи. Она словно парила и летала, а всё казалось просто сном. Сказочным и непостижимым.
Настало утро, а сон не пропал. Алексей был рядом. Ей было неловко еще и от того, что мужчина рядом был серьезен.
— Я в душ, собирайся. Сейчас в кафе. Ты, кстати, насколько я помню, чай любишь… «Можно было бы и без этих любезностей. Не маленькая, распрощались бы без всякого «там кофе и круасанов» — пронеслось в голове. Мужчина скрылся за дверью, а она огляделась и поежилась. На полу вперемешку с грязными сапогами были разбросаны смятые комочки колготок и розовая тряпица ее нижнего белья. «Как всё это неуместно…», она снова повела плечами от утреннего холода, который отрезвлял.
«И что теперь? Зачем это кафе? Разговоры не о чем и мои смущенные взгляды? Он скроется от меня и не будет отвечать на телефонные звонки? Главное не навязываться. Не будет никаких звонков» — решила она для себя, «Пусть эта ночь была последней, пусть единственной между ним и мною, но она была восхитительной…» — она мечтательно и сладостно растянула губы в улыбке. «И я буду вспоминать ее всю жизнь… Если он уйдет. А он уйдет. Обязательно.» — взгляд уткнулся в зеркальную часть шкафа и улыбка с лица напротив показалась ей насмешливой. «Кому я нужна такая?» Она посильнее натянула одеяло.
— А чего это мы до сих пор тут нежимся! — голос застал ее врасплох и одеяло подлетело к самому подбородку. — Давай, давай, — стал подгонять он ее, вытаскивая из кровати. От него веяло свежестью после душа и голова снова приятно закружилась, оставляя позади темные и циничные высказывания о самой себе.
Они сидели напротив, сжимая в руках белые дымящиеся чашки, и она мысленно прощалась с ним.
— Телефон, — услышала она от него и сначала ничего не поняла.
— Что телефон? — недоуменно переспросила она.
— Я до сих пор не знаю твоего номера.
Они обменялись номерами, а она криво усмехнулась сама себе. «Зачем? Мне и так всё понятно. Хотя…» — она взглянула на этого писаного красавца и задумалась. «Зачем?… Зачем я ему была нужна?… Этой ночью… Ну, ладно, электронная переписка… я как та жилетка: пришел, поплакался, высморкался и ушел, а тут… хотя… наверное то же самое…» — со скорбью подумала она про себя и поджала губы. «Жилетка так жилетка…»
Он чмокнул ее в щеку и скрылся. Словно ничего и не было. Она допила свой чай и отправилась на работу. «Вот, Слава, конец переписке и твоей восторженности. Зачем он предложил эту встречу и… закончил отношения. Я бы и дальше летала в облаках и у меня бы был мужчина… мой мужчина, которому я нужна… любима…» На душе снова была горечь. Улыбочки родителей и их перешептывания и переглядывания. «Так стыдно… я не ночевала дома и они про меня теперь… хотя какая разница… его уже нет…»
Обеденный перерыв. От кофе машины доносится хохот. «Почему мне всё время кажется, что они смеются именно надо мной?» Она скосила глаза в сторону сотрудников. Те снова заказали на всех пиццу и безудержно смеялись над чем-то. «Не надо мной… вот и хорошо.» — она выпустила выдох облегчения и тут же побежала за угол, чтобы уединиться в маленьком помещении возле холодильника. Она лихорадочно заглатывала содержимое своего контейнера, чтобы побыстрее вернуться на свое рабочее место.
«Мама!» — раздраженно произнесла она вслух, потянувшись в звонившему телефону у себя в брюках. «Да! Ем. Всё нормально!»
Рука задрожала, а кусок в горле стал неприятно давить. Она чуть не закашлялась. «Он! Что он здесь забыл, в моем сером царстве?»
Следующий вопрос поверг ее просто в шок.
— Ты сегодня вечером не занята? Может встретимся?
«Встретимся?» — она машинально отхлебнула чай и обожгла губы. «Он хочет… Мною кто-то интересуется?…»
— Э… Работа… — она хотела сказать, что работа заканчивается в пять, что ей нужно сделать два пропоуза и поработать над проектом, но она всё готова бросить.
— Ну значит не сегодня, — деловито ответила трубка. — Я свободен всю неделю. Позвони мне на днях, хорошо? Пока.
«Что это было?» — она удивленно смотрела на погасший телефон. «Ошибся номером? Зачем ворошить мои чувства?… И вообще, кто так назначает свидания… «Не сегодня»… «Позвони»…» Но губы уже растянулись в сладостной улыбке. «А разве не это — «сбыча мечт»? Он же не заставляет меня оплачивать эти встречи и… я же сама хочу его увидеть…»
— Э… Это Яро… Слава… — голос не хотел слушаться, ноги переступали с места на место.
— Да, конечно. В семь.
«В семь. Семь. Семь.» — стучало в голове.
— Что, снова ночевать не придешь? — мама зорко следила за ее сборами.
«Не знаю, мама, я ничего не знаю. Я даже не знаю… не уверена, что он придет.»
Он пришел и она снова тонула в этом холодном взгляде его серых глаз.
«А он романтик…» — улыбалась она ему в ответ, и следовала за ним по аллеям парка. «Почему в этих кафе так темно и такой затхлый запах?» — она недовольно повела носом.
— Мне тоже не нравится. Давай с тобой где-нибудь уединимся. Ты не против?
«Против ли я?… Мама, меня сегодня снова не будет дома.»
— Ну вот, как тебе здесь? — он развел руками по сторонам, а она с удивлением осматривала небольшую квартирку.
— Ты здесь живешь?
В комнате едва умещалась самая необходимая мебель: диван, шкаф, стол, тумбочка.
— Да как тебе сказать… — он на какое-то мгновение замолчал, — живу… с этого момента с тобой… ты не против?
«Против?» — сердце, казалось подскочило к самому горлу и не давало вырваться не одному слову.
— Ль… Леша! — она только и смогла, что и повиснуть у него на шее.
— Ну вот и хорошо, — он снова был серьезен, без всякой растерянности и командовал. — Много вещей не бери… только самое необходимое. Видишь, места мало, но… — он не закончил фразы, а у нее уже кружились и складывались в голове концовки.
«…нам ведь и так хорошо вместе.»
«…ведь это не надолго… я подкоплю денег и…»
«…это временно, а когда мы сыграем свадьбу…»
«…я же не могу жить с твоими родителями…»
Голова закружилась с новой силой. Она летела домой как на крыльях, называя именно эту маленькую комнатушку домом. Сметала пыль и грязь, по нескольку раз переставляла с места на место вещи, но они всё-равно не укладывались в стройную картину порядка. Маленькое помещение не хотело поглощать и прятать детали. Бесконечные кульки и коробки, как бы она их не прятала, сразу притягивались взглядом и делали комнату неубранной. Она махнула рукой и перестала суетиться, а он, казалось, не замечал. Уходил и приходил, деловито выспрашивал как она провела день, гулял с ней по темным дорожкам в парке. Но она и этому была рада. Ее огорчали только его бесконечные командировки. Он уезжал, а она просто не находила себе места. Крошечная комнатушка казалась безразмерной от тоски и уныния. Она бесцельно ходила из угла в угол, перебирала его вещи, прижимая к себе и так и засыпала, сжимая в руках то его галстук, то часы. «Я словно жена моряка…» — улыбалась она серым лужам за окном, когда выглядывала во двор, пытаясь увидеть его, спешащего «домой», к ней…
Родители счастливо переглядывались, решив не мешать и не задавать множество волнующих их вопросов, чтобы не спугнуть предстоящего счастья. Их Слава стала большой. У нее «как у всех»… На глаза наворачивались слезы. Так хотелось продолжения: свадьбы, детишек…
— Слава, а может… пора… ты всё-таки познакомишь? — несмело озвучили они волнующий их вопрос.
— Я… да я даже не знаю… — она развела руками и потупила взгляд. Алексей не поддерживал эту тему, уходил от ответов о будущем и знакомствах с родственниками: своими и ее. «Главное, что он здесь. Он рядом. Он со мной.» — проносилось в голове и кружило ее в вихре новых ощущений.
Их отношения были странными. Только он и она, без друзей и подруг, без всяких родственников и совместных знакомых. «Ну и что» — думала она, «зато…» ее поражала его внимательность, то как он следит за ее здоровьем, покупает качественные и органические продукты и витамины, гуляет с ней по парку. Она до сих пор ничего о нем толком не знала. Возраст? Алексей оказался старше ее. Работа? Он говорил вскользь «фирма», что-то связанное с медициной. Она так и не поняла, но не стала забрасывать уточняющими вопросами. «Зато…» — успокаивала она себя, я знаю, что он любит в еде, природе, фильмах, картинах и музыке. «Я знаю о нем всё» — загадочно улыбалась она сама себе, размешивая сахар в чашке.
— Славочка, ты… бледненькая какая-то… — мама участливо заглядывала ей в глаза, а у нее всё мутилось вокруг. Тошнота волнами подступала к самому горлу и загнала, наконец, к унитазу.
— Слава! — радостно всплеснула руками мама.
«Две полоски» показал тестер поздно ночью. «Что он скажет? Обрадуется? Или уйдет из моей жизни навсегда? Предложит аборт? Но я ведь не смогу… и его… я не могу его потерять…» Отчаяние давило на нее темнотой ночи и она еле дождалась рассвета. Люди, работа, чтобы хоть как-то ускорить время и приблизить вечер. Такой долгожданный и такой устрашающий.
— Привет дорогая…
— Привет, но…
— Ты не мне не рада? — глаза самодовольно подсмеивались, — что огорчило моего зайчика?
— Лёша… я… я… — она не решалась произнести эти слова, которые могут разрушить их отношения. Глаза цеплялись за его искорки напротив и боялись, что вот-вот они пропадут, сменясь на пелену равнодушия.
— Я… — грудь то вздымалась, то опускалась. Она волновалась, подбирая слова, но они ускользали, — я… вчера я сделала тест и…
— Ты беременная? — лицо напротив напряглось, глаза перестали смеяться, оставив в покое паутинки мелких складочек.
«Всё. Это конец.»
— Да, — обреченно выдохнула она и замолчала.
— Правда? — удивленно пробормотал он, — так быстро? — она всматривалось в его лицо, но так и не могла понять его реакции.
— Но это же классно?… — тихо произнес он, а потом добавил чуть громче, — ведь правда? Это же просто замечательно! Это мальчик! Точно мальчик, я это чувствую. — он сгреб ее в охапку и прижался ухом к животу.
«Он рад? Или мне показалось? Но ведь такого не бывает… Я всё время ищу подвоха, а жизнь течет совершенно по другому руслу, и не обязательно за каждым поворотом ожидать чего-то неприятного. Жизнь просто замечательна!»
Они оба ликовали. Ее кружило в вихре собственного счастья и его счастливых глаз напротив. Она не замечала и не хотела замечать больше ничего вокруг. Никаких других людей вокруг себя. «Начальник? Я не справляюсь? Понижение?… Родители? Когда свадьба? Да какая мне разница, будет или нет эта чертова свадьба и что скажут, либо говорят у меня за спиной. Главное, что у меня есть «он», а теперь будет и еще кто-то…» Эти мысли завораживали и уносили ее из реальности.
— Так это вы, Ярослава… — к ней на улице подошла симпатичная женщина и уничтожительно осматривала сверху вниз.
Она даже не успела ничего сказать в ответ, как ее словно пригвоздило следующей фразой:
— Оставьте в покое моего мужа!
— Мужа? — только и смогла произнести она и удивленно вскинуть брови.
— А ты типа не знала! — ехидно бросила ей в ответ женщина и подалась всем корпусом к ней навстречу. — И что! Ты уже или еще нет? — она говорила непонятно, но смысл словно сквозь пелену счастливого тумана пробирался к ее разуму и жестко опускал на ноги. — … беременная? — наконец прошелестело в воздухе и ударило словно хлыстом, — ему нужно ведь только это.
«Только это» — пронеслось эхом в голове.
— У него что-то не то… с головой, — хмыкнула женщина, — он почему-то считает, что состоится в этой жизни, только если у него будет сын.
— А вы…
— У меня три девочки. И еще пять на стороне, о которых я знаю. Да! Это мой муж. И он всегда возвращается ко мне, — победоносно заявила она. — и даже если у такой курицы как ты, будет мальчик, то он поиграется, утешится и… всё-равно вернется ко мне… так что… пока не поздно… думай короче, нужна тебе такая история или нет.
— Вы всё врете! — выкрикнула она в лицо этой женщине. «Как глупо. Зачем я. Как бисер перед свиньями…»
— А ты, детка, — снисходительно произнесла она, словно чеканя каждое слово, — проверь и спроси у него… о мальчике… — женщина насмешливо улыбнулась и без всяких прощаний развернулась и ушла.
«Леша, это правда?… Как я у него спрошу?… А вдруг это какая-то полоумная, а я… разрушу наше счастье одним взмахом неприятного вопроса. Пусть всё будет как будет, ведь он…» — она закрыла мечтательно глаза, «так обо мне заботиться…» И хотя в отношениях между ними стало меньше интима, она объясняла это своим положением и его усталостью. Он чаще уезжал в командировки, а она его оправдывала, что он пытается по-больше заработать.
— А кем он работает? Где? — родители не на шутку были обеспокоены. Дочь в положении, а они его ни разу не видели.
— В фирме… кем? — она сама задумалась и произнесла первое, что пришло в голову, — менеджером… среднего звена.
— Ну, среднего… это хорошо, — недовольно крякнул отец и скосил глаза в сторону супруги.
— А как вы… и где вы… — стала выпытывать мать, когда они остались одни.
— Да рядом… — Слава назвала адрес, — правда комнатка маленькая, но…
— Да нечего и говорить! К нам пусть переезжают, — донеслось из коридора, — пусть придет наконец… по мужски поговорить, а то бегает от нас как от прокаженных!
— Да не бегает он… — слабо возразила Слава, но слова утонули в гневном возгласе родителей.
— А что тогда! Где он? Не по людски это, доча, не по людски… — произнесли они в один голос и выжидательно уставились на нее.
— Да он… стесняется… говорит денег хочет подкопить… дела у него…
— Какие могут быть дела!
— Наделал делов, вот оно теперь — главное дело!
Ей хотелось бежать к себе, в комнатушку, туда, где его запах и его вещи и ждать, самого близкого и самого дорого. И пусть между ними много недосказанностей, но они же понимают друг друга с полуслова, а это главное.
— Анализы… направления… — он пролистывал ее медицинскую карточку, — а когда будет УЗИ?
Она повела плечами.
— Обязательно узнай, я тоже пойду с тобой… — он ворковал, а она таяла.
— Как девочка!!! Этого не может быть! Не может! — он неистовал прямо тут, в кабинете. Серые глаза подернулись металлическими бликами. В глазницах словно горел огонь и просто испепелял ее, наивную и доверчивую. Всё сходилось: и та женщина и его командировки, его реакция. А сейчас… Его волосы разметались по сторонам, устрашая его внешность. Она боготворила его, а он бесцеремонно орал на женщину в белом халате, срываясь на обычный мужицкий мат.
Принц в один миг стал нищим, потеряв всё свое достоинство и внутреннее богатство чувств. «А было ли оно?… Были ли чувства?…» — она продолжала лежать с оголенным животом, а он продолжал бесноваться. Она ловила его взгляд и не понимала, что этот чужой и непонятный мужчина — ее любимый. Когда он поменялся и как? Он так и не посмотрел ей в глаза. Только с отвращением глянул на ее живот и хлопнул на прощанье дверью.
Это был удар из ударов… Жалостливый взгляд женщины врача, которая бормотала недовольно что-то под нос было последним, что она видела. Ее окутала тошнотнотворная тьма и закружила в таком же неприятном водовороте.
— Алёхина! Очнитесь! Вы меня слышите? — в нос ударило резким запахом нашатыря. — С вами всё нормально?
— Нормально… — нехотя произнесла она, понимая, что просто всё стало на свои обычные места. Она летала, а сейчас… было приземление. Стремительное и головокружительное. И она больно стукнулась о земную твердь. С глаз упала пелена счастья, оголив ее неприглядный вид и такое же положение. «Кто она и зачем она кому-то… ее использовали, снова… жизнь идет как по накатанной… никому… не нужна…» — проносилось в голове.
— Вот, Алехина, не забудьте… — врач протягивала ей какую-то бумажку, а она была словно в прострации.
— Что это?
— Как что! Результаты ваших исследований, — равнодушно заявила женщина в белом халате.
«… удары…» — прочитала она на бумажке, «и здесь удары…»
— А это… — не удержалась и спросила она, — показав пальцем на слово «удары».
— Это? Частота сердечных сокращений. Удары сердца вашего ребеночка. 152 удара…
— В минуту? Так быстро?
— Да, это нормально…
«152 удара» — пронеслось в голове, — «… мне нанесли, наверное, за всю жизнь эти 152 удара, а этот…» — она посмотрела на свой живот, «самый сильный».
В квартире была разруха. Крошечное помещение с разбросанными повсюду вещами. Ее вещами. Свои он забрал, но она чувствовала его запах. Он исходил и от подушки, и от полотенца…
Она проревела всю ночь и на автопилоте пошла на работу. Вокруг снова было всё серым и безрадостным, та же рутина и те же равнодушные лица. «Я снова одна». И только толчки в животе говорили об обратном. «Аборт делать поздно. Да и я бы никогда не решилась. Убить?… Ведь оно же живет… Гоняет кровь со скоростью ста пятидесяти двух ударов в минуту». Она так и стала мысленно называть своего малыша внутри — «152 удара», как что-то неопределенное и неосмысленное. И хоть ей и сказали, что это девочка, для нее это был удар и она не хотела ничего об этом думать.
— И что теперь? Где он? Доча, очнись! Надо идти в милицию. Он тебя обманул. Ты понимаешь? Он тебя бросил, а ты… — бесновались родители.
— Как его фамилия? — не унималась мать.
«Иванов… но она не была теперь уверена даже в его имени… Алексей?.. А может он Андрей или Вадим?… Какая разница?» — ею овладело какое-то безразличие.
— А как ты жить то будешь? Без мужа, да еще и с ребенком на руках?
— Как все… — выдохнула она и потупила глаза, — сама…
— Ишь ты, сама! — выкрикнул отец. Последнее слово задело его словно за живое, — ты хоть представляешь как это? Сама! Это бессонные ночи! Кроватки, пеленки, детский вереск! Ты и капли не представляешь что это! Привыкла на всём готовом! Мама наготовила, убрала, постирала, а она — только жопу наедать, да с женатыми мужиками по постелям забавляться!
— Сережа, чего ты… — попыталась вступиться за нее мать, но отца несло в его гневе всё дальше и дальше:
— Сама?! — снова выкрикнул он ей в лицо и отвернулся к жене, — а пускай попробует, как это «сама»! А я посмотрю как это будет!
Ей не хотелось ничего отвечать. Она молча поплелась в свою комнату в этой чужой квартире с такими же чужими для нее родителями. Огляделась по сторонам и так ничего и не взяв, направилась в прихожую.
— Доча, Славочка… да ты, не слушай его… на, — мама протянула ей какой-то сверточек, — ты же его знаешь… он перебеситься и… а тут, доча, варенички…
Она не стала дослушивать. И так было тошно.
Из зеркало снова глядело на нее неопределенного вида и возраста существо. Она по привычке расчесывала волосы, натягивала одежду, методично пережевывала еду и считала дни. «Сколько еще дней? Сколько еще я смогу проработать и отложить на свои незапланированные расходы?»
«Так живут многие» — успокаивала она себя. «Странно…» — но слезы закончились. Этот разрыв поставил всё на свои места и указал ее место. «Да, это мое место. Где-то на задворках этой жизни и хватит выпендриваться и рваться куда-то вперед. Никому ты не нужна… Никому…» снова захотелось завыть. Руки опустились, но теперь упали не на колени, а на живот. «152 удара… ты ни в чем не виноват… так же как и я… и я… я буду любить тебя… обещаю! Несмотря ни на что! Я буду лучшей мамой. Я тебе обещаю…» На лице проступила грустная улыбка. У нее появилась цель в жизни и заново закружила ее. В маленькой съемной комнатушке сначала появилась подержанная детская кроватка. Она просиживала все ночи напролет на сайтах барахолок, но решила не покупать для дочки ярких вещей, а особенно розовых. Ее пугала яркая жизнь и яркие вещи. И вскоре, возле кроватки появилась серенькая коляска, а потом неопределенного цвета белье и одежка. Она неистово впитывала в себя новую информацию, планируя свое будущее и старалась не задумываться о «своей участи».
— Мальчик? Как это… ведь на УЗИ…
— Но так бывает… Поздравляем, вас мамочка.
На ее лице появилась вымученная улыбка. Захотелось позвонить ему и прошептать в трубку одно слово «мальчик». Он бы сразу примчался. Ведь он же этого хотел? Всё бы изменилось и стало как раньше. Она представила его жаркие объятия и внимательные глаза, а потом вспомнила его, беснующегося в кабинете ультразвукового исследования и помрачнела. «Я никогда не была ему нужна. И не буду… И никакой мальчик этого не исправит. Ведь дело не в поле ребенка, а во взрослых глупых амбициях. Его уже не изменишь и не заставишь любить. А я? Любила ли я его? Или просто побежала на зов первого встречного, который обратил на меня внимание… Я мечтала о любящем мужчине, а ведь он здесь, рядом» — она с благодарностью глянула в сторону железной кроватки с сопящим малышом. «152 удара…» — усмехнулась она, а ведь надо дать ему имя.
— А ничего у тебя мужичок… на меня вроде похож, а, мать? — хвастливо произносил отец, а теперь дедушка, — Славик, говоришь? Придумает тоже… Ярослав и Ярослава… ну Слава, так Слава… раз надумала…
Родители два дня восхищались и не отходили от кроватки, а потом им надоела «новая игрушка». Они успокоились и заняли свои обычные места: кто в кресле перед телевизором, кто на кухне. Для нее снова потекла обычная жизнь, с новой силой и новыми бурлящими потоками.
Денег хватало впритык. Ее выводили из себя бессонные ночи и «газики». Она не успевала ни поесть, ни глянуть на себя в зеркало. Всё кружилось теперь вокруг одного центра, который стал для нее «центром всех вселенных».
— Я понимаю, что новый проект предполагает командировки, но у меня сын… — она буквально сразу же взялась за работу. Прибегала на час-полтора в офис, а всё остальное время проводила за ноутбуком.
— А ты мать заметила… «треску» то поубавилось… у нашей то Славки… — ухмылялся отец, намекая своей жене на стремительное похудение дочки.
— Совсем она извелась, бедная… — сетовала та и разводила руками, — кости да кожа осталась… ни ест, бедняжка, не спит…
Она четко придерживалась своего обещания быть лучшей мамой, но и без этого таяла от умиления, только завидев пухлые ручонки, которые тянулись к ней. Теряла голову от этих глазенок напротив, которые излучали столько любви. Она впервые чувствовала эту любовь к которой всегда стремилась: без всякого расчета и корысти. Она была самой желанной и красивой, самой-самой, для этого маленького мужчины. Несмотря на свою загруженность и множество дел она в любую погоду гуляла с коляской по парку.
— Вот, видишь, Славик, это собачка… Она делает «ав-ав»… Пушистая… Давай потрогаем… Уточки… они любят хлебушек… бросай!… Вот молодец, как сильно бросил… давай еще.
Детские глазенки светились от счастья, а она светилась в ответ своему любящему мужчине. С ним она забывала обо всем на свете, забывала об окружающих и вела себя как ребенок: беззаботно и несдержанно, могла подпрыгнуть или пробежаться, замахать руками или у всех на глазах пропеть песенку.
Это был их первый совместный Новый год. Сынуля тянулся к ярким игрушкам на елке и смешно передвигал ножками. Она включила погромче музыку и веселилась от души, пританцовывая, не стесняясь, и без всякого там спиртного. Ей нравилась ее новая жизнь. Она отставила «в дальний угол» постоянные нравоучения родителей и их косые взгляды. У нее появился самый важный человек в жизни — ее любимый мужчина. Она была ему так благодарна, и только засыпая, глядя на спокойное личико со вздернутым носиком, понимала, что где-то есть еще один, важный мужчина, который создан именно для нее, который ждет ее и будет любить также самозабвенно и от всего сердца.
— Давайте я вам помогу, — коляска всё время застревала в снегу. Она неистово толкала ее, чтобы по-быстрее добраться до дома, а ветер пронизывал насквозь и пытался опрокинуть, и одинокую женщину и небольшую колясочку с ребенком. Возле нее остановился мужчина и кутался в воротник.
«Домой бы лучше шел. Стоит вон в одних кроссовках и спортивных брюках» — она скосила глаза на его ноги и засмущалась.
— Понял. Посторонись! — весело прокричал он и покатил коляску вперед. Она еле поспевала за ним, подгоняемая ветром.
Они были уже возле ее парадного и она только сейчас удивленно заморгала глазами.
— Откуда вы знаете?
— Где вы живете? И что вашего малыша зовут Славой?… Как впрочем и вас… Вы кормите уток и голубей… часто гуляете с сыном по парку…
— Вы следите?
— Нет, просто бегаю. Пытаюсь поддержать себя в форме. Утром и вечером не получается, а вот среди дня… Но вам это, конечно, не интересно… У вас ведь такая фигура.
У нее расширились глаза от возмущения. «Он издевается?»
— До свидания! — она с раздражением дернула на себя коляску, а оттуда стал доноситься недовольный вереск, — Ну вот… разбудили… — произнесла она уже другим тоном, расстроенным. Ведь теперь придется доставать малыша из его убежища и нести домой, оставляя коляску на улице, а у нее еще и пакеты с продуктами.
— Ну, нет! Я как спаситель, претендую как минимум на чашечку чая, — мужчина снова взялся за коляску, готовый снова прийти ей на помощь.
— Как минимум?… — ее снова возмутили слова этого мужчины. Она взяла сына на руки и прищурив глаза, пристально всматривалась в его лицо
— Ну да минимум… Вы хотите знать, что для меня максимум?… Печенье, булочки… я знаете… очень люблю… а потом вот… видите, бегаю! — развел тот руками и заулыбался. — Всё, хватит, диспутов, а то заморозите мужчин, если вам себя не жалко, — скомандовал он и пропустив ее вперед, стал завозить коляску.
Он оказался не только приветливым и дружелюбным. Его звали Олег и он стал часто бывать у них в доме. Встречал на прогулке и помогал с коляской. Она не заметила, как он стал частью ее жизни.
«Деревья какими яркими стали… Желтые, красные… А я раньше даже не замечала… Дождь. Так приятно смотреть на эти косые струи. Они льются по оконным стеклам, а у тебя в руках чашка чая и тебе тепло и уютно… Надо же, уже снег. И такой густой и пушистый!»
— Олежка, у Славика на рукавичке снежинка… Красивая…А запах! Олег, я никогда не могла подумать, что снег пахнет. Да, пахнет, свежестью, новизной, и еще чем-то приятным! — восхищалась она, а в лицо уже дул весенний ветер и обдавал ее брызгами дождя.
— У тебя такое лицо… такое прекрасное и… не такое как у всех… — признавался он, рассматривая ее в капельках воды на щеках. А она запрокидывала голову и радовалась небу.
— Олежка, ты видел? — удивлялась она, — какой яркий голубой цвет. Мне хочется дышать и дышать этой синевой и… — она на секунду прервалась от своей восторженности и пристально взглянула в глаза своему любимому, — Это ты… ты научил меня видеть и радоваться краскам в этом мире, — прошептала, словно прошелестела она, смущаясь от своего же признания и переполнявших ее чувств.
— А я думаю, что всё немножко не так и виной всему не только я, но и другой мужчина. — хитро усмехнулся Олег и увидев как она напряглась, стал объяснять, — Понимаешь… Я ведь не один день делал свои обеденные пробежки по парку. Пробегал словно сквозь: старики с шахматными досками, студенты с бутербродами, женщины с колясками… Меня не интересовала даже природа вокруг. Знаешь как оно? — улыбнулся он, — вставил наушники со своим любимым альбомом и побежал. Всё вокруг кажется тебе каким-то немым фильмом, а люди — массовкой, без каких-то определенных ролей. Кадры мелькают, взгляд летит дальше и не на чем не задерживается. В голове проскальзывают обрывки мыслей с какими-то цифрами и договорами, под ноги летят листья или скрипит утрамбованный снег, а ты — словно скоростной поезд, летящий на своей волне, по своему маршруту, сконцентрированном только на своем и тут…
Я остановился. В тот день я заменил тебя и удивился, потому что увидел главную героиню своего фильма. Твои глаза… Они так светились. Ты смотрела на сына, а я как последний дурак разглядывал тебя и удивлялся тому, как изменяется твое лицо, когда ты смотришь на него, своего маленького мужчину. Угрюмое и расстроенное, оно просто преображается когда ты начинаешь общаться со Славиком. Я понял тогда, что ты особенная. Меня просто заворожили твои глаза. А потом… я, если честно… залюбовался твоей фигурой… она не такая худая как у других, с аппетитными формами… — смущаясь произнес он и притянул жену к себе, — но вот по настоящему, я заинтересовался тобой потом, когда мы стали встречаться. Я снова поразился, насколько ты умная и начитанная… и я… я понял тогда, что ты — самая-самая, и я… я просто растворяюсь в тебе. — прошептал он и слегка улыбнулся ей, — В тебе столько затаенной любви и ласки… Но именно он помог тебе раскрыться, твой малыш…
— Ты знаешь, а я до сих пор, мысленно, называю его «152 удара». Он и всё что с ним связано… было столько всего… — она грустно потупила глаза.
— Нет, дорогая… больше никаких ударов и потрясений, я тебе обещаю, разве что… — он хитро посмотрел на нее, — Как тебе еще 152 или 134 ударчиков в минуту? И мне всё-равно кто это будет… мальчик или девочка… я люблю тебя со Славкой, а нашего ребенка буду любить еще больше.